Подхожу к завершению истории. Извиняйте, что затянул. Пишу прям на рабочем месте. и кусками лучше получается
Шоковое состояние накрывает с головой, адреналин, впрыснувшийся в кровь, гонит меня пинками по слегка наклонной плоскости поперек предыдущей траектории движения к краю снежной чаши. Но я успеваю обернуться и просмотреть вогнутый луч белой дорожки на снегу, оставленный мной за эти такие длинные секунды. Прерванная на верхнем участке каменным языком глиссада впечатляет, но я всё-таки устремляюсь на твердую землю.
Здесь пытаюсь трезво оценить масштабы катастрофы. Прежде всего, в состояние болезненного разочарования повергает меня камера. Лицо перекашивает гримаса горя. Тут я ничуть не преувеличиваю. Все мои тщетные попытки спасти камеру от повреждения оказались напрасными. Я с ужасом взираю на устройство оптического стабилизатора, будто нахожусь в сборочном цехе фирмы Кэнон в Японии (ХМ2 собирают не на Тайване). Передняя часть объектива отсутствует напрочь. Похоже при ударе задницей о камни я зацепил камерой, висящей через плечо на спине, о скальный выступ, оторвав тем самым бленду и переднюю линзу с оправой. На оставшихся частях оптики видны капли воды и тающего снега. Сбрасываю аккумулятор и кладу его вместе с камерой за камень, в черное пятно тени. Включаю Д70-го и радуюсь его исправности. Делаю фото места аварии и также быстро выкидываю аккумулятор и с него. Сложив всё, что у меня было в закрытое от солнечных лучей место, стремительно, буквально скачками направляюсь вверх по краю курума к каменному языку, ставшему похоронным надгробием моей камере.
Осматривать себя я особо не стал, так как очевидных болевых ощущений на тот момент не испытывал. Жутко больно было за камеру, проходившую у меня к тому времени только год из двух гарантийных. Злость и отчаяние соперничали в моей душе на тот момент особенно ярко. Я рвал вверх в надежде найти потерянные вещи и запчасти. Прежде всего необходимо было отыскать очки, так как при -3 дальность ясного видения не превышает длины вытянутой руки, даже чуть меньше. Без них я был неполноценным поисковиком и не мог рассчитывать на успех.
Но похоже в тот день багаж моего тотального невезения и ошибок был практически исчерпан. Очки я увидел на снегу метрах в 15 ниже каменного языка. Резко зарубаясь «китайчиками» в наклонный снег, прошёл до них и осторожно поднял с мокрой шершавой поверхности. Мир предстал в привычном, резком обличии, когда исчезает радужная расплывчатость и сказочность, когда красота многих женщин растворяется под напором пристальной действительности, что еще пару веков назад приметил друг Пушкина – Дельвиг, если не ошибаюсь. Но бросим трагически-лирические отступления и вернемся на поле битвы – Цирк Верхнего Зуба.
Со взором орла во мне восстала новая волна энтузиазма и я пристально огляделся здесь же, у места первой находки. Невдалеке обнаружилось основание компаса, что лежал в заднем кармане шорт. Осторожно завожу руку назад и легонько трогаю себя за задницу, точнее за то место, где должен быть карман. Должен, но не обязан. От этого самого места начинается дыра, благодаря которой в туалет я теперь могу ходить не снимая этих самых шорт. Подбираю основание и изучаю. Удивляюсь, как игла хорошо сохранилась, торча шпилем архитектурного вида. Благо не воткнулась «никуда». Далее следую к куруму и поднимаюсь под язык.
Ущелье в миниатюре всем своим строением напоминает структуру своего большего собрата – порождения ледника и камня. Упираясь с одной стороны в снег, а с другой в скалу, продвигаюсь враспор в его продолжение и одновременно опускаясь к сужающемуся дну. Работаю предельно внимательно и безопасно, мысли бегут стремительно, но кристально чисто. Эх, этот бы хрустальный звон в голове, да пару минут назад! Спускался бы себе уже по куруму, шелестя «китайчиками» по приветливой наждачке крупных валунов. А теперь…
Бленду со стеклом нахожу как само собой разумеющееся следствие «белой» полосы. Слегка поцарапанная с нижнего правого края она лежит, касаясь одновременно и снега и камня, как бы объединяя здесь их в одно целое. Я удивляюсь такой гармонии и безмерно радуюсь в душе, впитывая и накапливая очевидный позитив. Протягиваю руку и краешками пальцев зацепляю-таки искомый артефакт. Находка возвращает меня наконец-то к действительности. Там, внизу сидит в неведении Илья. А сидит ли?
Устремляюсь вниз, как-то умудрившись прилепить передок камеры на его законное место. Но радость от скорости спуска была недолгой, склон стал круче, и мне пришлось жаться от зеркал к ручью. Здесь с успехом я поскальзываюсь ещё раз, расшибая камеру окончательно. Страдая и роняя по мокрой траве русский мат, я в этой самой траве пытаюсь искать запчасть. Снова везет дураку. Нахожу всё почти в целости, только стекло переднее поцарапалось. Памятуя об ошибке, больше судьбу не пытаю и прячу мелочёвку понадёжнее.
Мимо водопада пробегаю уже не фотографируя. У меня отставание от графика 40 минут, вполне достаточно, чтобы неопытный человек начал предпринимать какие-либо действия.
Илью я нахожу загорающем на берегу озера. Ему уже здесь порядком поднадоело, но он даже не удосужился сходить до водопада. Делимся впечатлениями и новостями. Илья спокоен и равнодушен как удав. Я понимаю свою ошибку. Максимум в ближайший час он бы прошёлся на пару сот метров вверх по направлению к перевалу. А горькая правда о трагедиях на спуске получила ещё одно подтверждение, как впрочем получил и я первую свою травму в походах за 5 лет. Серьезность её мне трудно оценить, потому как в «Ширли-мырли» «глаз на джопу?» я натянуть не могу… Демонстрации подвергается Илья. Насчитывает там с пяток хороших глубоких царапин. Синяков и кровоподтёков нет, значит жить буду. Иду со спокойной душой купаться. Вытираюсь и выдвигаемся в обратный путь к лагерю.
Ваша идея безумна, вопрос только в том, настолько ли она безумна, чтобы быть гениальной. (Н. Бор)
