Я перескажу вам рассказ своего отца Владимира Григорьевича Пивоварова о том далеком походе 1964 года. Который состоялся ровно 50 лет назад.
Скажу сразу, что поход в Восточный Саян состоялся, хотя причин его отложить было предостаточно, и был этот поход одним из самых трудных моих походов, но, к сожалению, не самым трудным, были и труднее и опаснее. Однако всему свое время. Но почему Восточный Саян? Когда и кто вбил в наши головы этот горнотаежный дикий край, куда и добраться-то летом не просто, не говоря уж о зиме? Здесь несколько причин и источников наших желаний и мечтаний. Еще на Физтехе мы с восторгом пели о том, как
Мы в Московском кабаке сидели,
Фраер Соколов туда попал,
А когда порядком окосели, Чана,
Он нас на Саян завербовал.
В края далекие, гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки,
Без вин, без курева, житья культурного
Искать стране вольфрам и уранит.
Нам авансы крупные вручили,
Пожелали доброго пути,
В самолет с поллитрой посадили, Чана,
И сказали «черт с тобой, лети».
В края далекие, гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева, житья культурного,
Не можем жить, начальник, отпусти.
За неделю выпили всю водку
И настал голодный рацион,
И тогда вливать мы стали в глотку, Чана
Керосин, бензин, одеколон.
И вдаль шестерками шагали бойко мы
По тропам тем, где дохнут рысаки.
К питью и к куреву, житью культурному
Скорее нас, начальник, отпусти.
Кончился сезон, конец работам,
Мы ж еще не начинали план
И за место всяческих отчетов, Чана,
Мы сложили песню про Саян.
Про край далекий тот, с его красотами,
Про тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева, житья культурного
Не можем жить, начальник, отпусти.
Практически, с сентября месяца 1963 года мы начали готовиться к походу в Восточные Саяны. Руководителем похода стал Илья Гинзбург, наиболее опытный из нас всех. Илье к этому времени удалось много сделать. Он договорился с туристским начальством Новосибирска о выделении денег на заброску нашей группы в Саяны в верховье реки Казыр, на закупку питания и проезд до Нижнеудинска и обратно. Вместе с Юрой Ромащенко мы разработали маршрут путешествия.
За двадцать четыре дня нам предстояло пройти около трёхсот километров по горной тайге и подняться на пик Грандиозный и, по возможности, на пик Поднебесный. Сидя в тёплой комнате, после сытной еды, реализация разработанного маршрута казалась вполне реалистичной. Был подобран состав группы. В группу входили восемь человек: Илья Гинзбург – руководитель, Юра Ромащенко, Элла Прохорова, Володя Суворов, Владимир Пивоваров, Игорь Орлов, Валера Хвостенко и Мила Широкогорова. С четырьмя из этих участников я уже совершал зимние лыжные походы. Про Валеру Хвостенко хорошо отзывался Юра. Илья, как руководитель, пригласил из города ещё Милу Широкогорову, о которой хорошо отзывались городские туристы.
Перед зимним походом на Поднебесные Зубья, ко мне и Юре Ромащенко попала книга, неизвестного нам тогда писателя Федосеева «Мы идем по Восточному Саяну», которая произвела на нас сильное впечатление. Сказочно звучали для нас названия вершин: пик Поднебесный, пик Грандиозный, пик Триангуляторов, названия рек и речек - Казыр, Кизир. Мурхой, Прорва, ну и, конечно, нас манила невообразимая глушь этих мест, где живет маленький народ тафалары. «Вот куда бы водить за отрядом отряд с стопроцентным смертельным исходом!».
Илья Гинзбург – руководитель похода.
Сам Илья был для нас полностью неизвестен как турист, но за плечами у него были серьёзные пройденные маршруты.
За месяц до выхода на маршрут выяснилось, что Юре Ромащенко руководитель его дипломного проекта в отпуск идти не разрешает. Больше того, Юре пригрозили. Если он всё-таки пойдёт в поход, то на работу в ИЯФ (Институт Ядерной физики) его не возьмут. Все наши усилия повлиять на мнение руководителя кончились ничем. Юру не отпускали. Для нас эта ситуация была немыслима, так как Юра был не только главным идеологом этого похода, прекрасным знатоком этих мест, но и самым опытным человеком.
Для Юры отказ от похода был сравним с катастрофой. Но так получалось, что Юра идти с нами не мог. Слишком много было положено на чашу весов. Мы уже смирились с потерей Юры, придётся идти без него. С Ильёй мы вылетели в Нижнеудинск, чтобы обговорить все сроки вылета вертолёта и оплатить все ожидаемые расходы за его использование. Ребята должны были приехать в Нижнеудинск на следующий день на поезде. Отсюда вертолёт забросит нас в самое сердце Восточного Саяна, откуда и начинается наш маршрут.
Оплатив использование вертолёта, мы рано утром встретили на вокзале наших ребят, которые привезли и наши рюкзаки. Каково же было наше с Ильёй изумление, когда мы увидели, что ребята привезли один лишний рюкзак. Илья начал было возмущаться тем, что теперь надо раскладывать его содержимое по нашим рюкзакам. Но сияющие лица ребят остановили Илюшины панегирики. В этот момент из-за колонны вышел Ромаха и раздался дружный хохот. Вот это сюрприз! Нашей радости не было границ. Значит, летим все и идём все. Поехали в аэропорт, где располагался вертолёт и без задержки поднялись в воздух. Вот мы уже летим над горной тайгой Саян. Наконец вертолёт зависает в метре от поверхности снега. Мы вышвыриваем рюкзаки из вертолёта и начинаем по одному выпрыгивать на снег. Проваливаемся по плечи в этом пушистом снегу. Над нашими головами с бешеной скоростью крутятся лопасти вертолёта. Вот и последний из нас покинул вертолёт. Володя Суворик плавает по глубочайшему снегу и пытается отснять сцены выгрузки. Вертолёт взревел с новой силой и стал медленно набирать высоту, резко уходя в бок. Его удаляющийся рёв сменяется гневными криками и стонами Володи. Он забыл снять крышку с кинокамеры. Мир не узнает, как мы выгружались из этой железной птицы.
Через три или четыре дня после прилёта, пройдя скальную щель речки Прорвы, мы подошли к ручью Разведчиков, что течёт прямо из цирка пика «Грандиозный». Было принято решение здесь поставить палатку и подниматься на пик именно с этого места. Как потом выяснилось, мы плохо представляли себе, какой путь нам надо было пройти до верхнего цирка, откуда, собственно, и начинается подъём на вершину. Высота пика 2922 метра и перепады высот здесь значительные.
Можно было спокойно подойти к вершине ещё на пять-шесть километров ближе и там поставить палатку в долине ручья. Но мы стали раньше, в глухом кедровом лесу. Было около двенадцати дня. Мне жаль было бездарно терять время, и я предложил Игорю Орлову сходить на разведку, подняться до верхнего цирка и просмотреть путь подъёма на вершину со стороны верхнего цирка.
Так как мы решили двинуться сразу после обеда, то было ясно, что ночь застанет нас в пути, возможно, в верхнем цирке. Поэтому мы договорились с Ильёй и ребятами, что мы не будем возвращаться назад к палатке, а переночуем где-нибудь на границе леса, у самых верхних кедров.
Юра Ромащенко – один из идейных организаторов этого похода.
Скорее всего, мы не успеем просмотреть путь подъёма сегодня, так как через пару часов начнёт темнеть. Поэтому с самого раннего утра все начинают налегке двигаться в нашу сторону, а мы войдём в цирк и просмотрим путь подъёма. О времени восхождения решим после нашей разведки и встречи всей группы, когда у нас появится необходимые сведения. Никаких возражений, сомнений или замечаний не последовало. Мы оделись с Игорем потеплее, взяли рюкзак с минимальным запасом продуктов, свои литровые кружки, спички, ножи и с лёгким сердцем потопали вверх по ручью, траверсируя крутые склоны ручья, с постепенным набором высоты.
Когда мы подошли к последним кедрам, одиноко растущим на склоне, стало быстро темнеть. Те, кто бывал в горах, хорошо знает, что темнота в горах опускается сразу, без сумерек. Снег на склоне неглубокий, под кедром его совсем мало.
Мы быстро разожги костёр, устроились поудобнее, и приготовились у костерка просидеть всю ночь в дремоте и тепле, изредка подбрасывая кедровые сухие палки в костёр.
Мы разожгли небольшой костерок из кедровых сучьев, которые лежали под кедром. Кедровые ветки обладают замечательными свойствами: они легко ломаются руками, когда они сухие, они горят очень жарко и при горении от них не летят искры во все стороны, как от пихты или ели. Не зря Юра Ромаха всегда с восхищением говорил: «Кедр – это дерево!» Поэтому можно дремать, не беспокоясь о том, что твоя одежда может загореться.
Володя Пивоваров – один из идейных организаторов похода. Поднялся на пик Грандиозный.
Игорь вел себя абсолютно невозмутимо. Его вовсе не волновала предстоящая ночевка. С ним было абсолютно спокойно и надежно. Набрали в литровую кружку снега, натопили и закипятили воду, заварили чай. Дело обычное и много раз повторенное нами в разных условиях до этого. После чая с печеньем и сгущенкой стало совсем хорошо. Впереди, по ходу к небу вздымались черные громадины скал и скальных стен, вниз уходила плохо различимая в темноте плоская долина ручья. Костерок горел весело, дров было достаточно, и мы начинали потихоньку дремать, Однако особого сна не получалось. Костерок грел хорошо и тело со стороны огня млеет от удовольствия, но со стороны темноты мороз дает себя знать, наши свитера и верхняя одежда плохо держат тепло.
Ну что ж, надо повернуться на другой бок. Поворот, через пять минут еще поворот, снова поворот и так далее. Начинают мерзнуть ноги. Большой костер разводить не имеет смысла, дрова сгорят быстро и те, которые под кедром, и те, которые на кедре, а ночь такая длинная впереди. Кроме того, мы находимся на склоне, и при каждом движении наши тела сползают вниз. Через полчаса ты уже уехал от костерка и надо вставать и снова укладываться поудобнее. Через каждый час завариваем чай. Сейчас бы не помешала банка тушенки с сухарями, но ее то мы и не взяли. Игорь терпеливо крутится на склоне перед костерком, который надо поддерживать, постоянно подкидывая сучья. А небольшие сучья сгорают быстро. К полуночи чай уже стоит у горла, пить талый снег – удовольствие небольшое. А не спеть ли нам песню, старую альпинистскую.
Валера Хвостенко – завхоз группы.
Сижу и целу ночь страдаю,
Темно вокруг и грустно мне,
А струйки мутные так медленно стекают
За воротник кап, кап и по спине.
Зачем оставил я штормовку,
Палатку Здарского не взял?
Попал я бедненький в холодную ночевку
И холод косточки мои сковал.
Внизу укрывшись по палаткам,
Весь лагерь спит в сухих мешках.
Я ж на уступчике сижу довольно шатком,
Терплю холодный бивуак.
Передо мной Белала – Кая
Стоит в туманной вышине,
А струйки мутные так медленно стекают
За воротник кап, кап и по спине.
Спели, но от такой печальной песни тепла не прибавилось. Правда, пятнадцать минут позади и то хорошо. А вот не спеть ли нам бодрую, которая всегда согревала?
Пошел я с другом в горы О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Пошел я с другом в горы О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Пошел я с другом в горы, а он рядышком идет,
Он рядышком идет.
Вдруг камень обвалился О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Вдруг камень обвалился О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Вдруг камень обвалился и товарищ мой упал,
Товарищ мой упал.
Я пнул его ногою О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Я пнул его ногою О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Я пнул его ногою, а он сдачи не дает,
Он сдачи не дает
Я плюнул ему в морду О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Я плюнул ему в морду О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Я плюнул ему в морду, он обратно не плюет,
Обратно не плюет.
Я налил ему водки О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Я налил ему водки О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Я налил ему водки, он и водочку не пьет,
Он водочку не пьет.
Тогда я догадался О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Тогда я догадался О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Тогда я догадался, что товарищ мой помер,
Товарищ мой помер,
Я вырыл ему ямку О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Я вырыл ему ямку О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Я вырыл ему ямку и камнями завалил,
Камнями завалил.
Земля зашевелилась О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Земля зашевелилась О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Земля зашевелилась и товарищ мой встает,
Товарищ мой встает.
Он водку выпивает О – Хо – Хо, да О- Хо – Хо
Он водку выпивает О – Хо – Хо, да О – Хо – Хо
Он водку выпивает, молча в морду мне плюет
И рядышком идет.
Через час такого сидения стало ясно, что склон, на котором мы находимся, не достаточно пологий и тело в результате неизбежных движений медленно, но безостановочно скатывается вниз по склону. Если ты сел выше костра, то быстро оказываешься в опасной близости от него, а если – ниже, то быстро от него удаляешься, что плохо и так, и так. Выяснилось, что сорокаградусный мороз при движении на лыжах, и тот же мороз при дремоте – это совершенно разные вещи. Сидеть у костра можно только на вполне определённом расстоянии. Если ты нарушаешь это расстояние то, либо костёр жжет тебе лицо и руки, либо мороз продирается сквозь одежду к твоей спине. Когда ты сидишь у костра и бодрствуешь, ты постоянно регулируешь своими перемещениями поступления жара и мороза к твоему телу. При дремоте - это невозможно.
На что мы сразу же обратили внимание, так это на резкое замедление хода времени. Часы почти перестали идти и время остановилось. Мы кипятили одну кружку за другой, заваривая кипящую воду чаем, но вода здесь кипела при более низкой температуре, а снежная вода быстро становится противной. Одним словом, мы устроили себе холодную ночевку и героически её переживали, но только не спали. В часов десять вечера на небо вылезла огромная лунища. Стало светло, как днём. Белый снег внизу под нами, в долине ручья, приобрёл темно-синий характер, а грозные скалы, окружающие долину, стали совершенно чёрными. Сказочная, феерическая картина. Но утра, мы, все-таки, дождались. От дыма костра, в утреннем свете все предметы около нас и вокруг нас и кедр, и скалы и снег приобрели синий цвет. Сон около костра не пошел нам впрок. За ночь мы вымотались полностью. Решили, что идти нам одним вперёд сейчас не имеет смысла. Надо дождаться ребят, а там решим, что делать.
Но группы всё не было и не было. Она подошла около двенадцати часов. Выяснять, почему ребята так сильно задержались, не имело смысла, да и времени терять не хотелось. К их приходу мы с Игорем немного пришли в себя. После небольшого перекуса мы все вместе двинулись вперёд.
Юра Ромащенко и Игорь Орлов у костра.
Двигались крайне медленно и к началу сумерек поднялись к верхнему цирку пика Грандиозного. Разглядеть, что либо, кроме отвесных скал, окружающих цирк, было невозможно. Ясно, что надо по нашей лыжне возвращаться назад, к палатке и продумывать план дальнейших шагов.
Спуск назад не представлялся сложным даже по темноте. Часа за три должны спуститься. Мы с Игорем чувствовали себя нормально. Начали медленный спуск и около часа спускались медленно, но без остановок. Уже мерещилась нам теплая палатка, костёр и сытный ужин, но люди предполагают, а Бог располагает. У Валеры Хвостенко отлетело крепление на лыже. Все остановились и долго ждали, пока наш ремонтный мастер Володя Суворов в полной темноте пытался закрепить отвалившуюся щёчку. В полной темноте, на морозе в сорок градусов, сделать что-либо путное голыми руками невозможно. Но Володя что-то пытался сделать. Тронулись совсем потихоньку и осторожно, но через минут пятнадцать снова та же беда. Снова стоим, ждём. А мороз давит. Я перестаю чувствовать ноги. Но стоим, молчим, терпим. Своих не бросаем. Эта была одна из самых больших моих ошибок и заблуждений. Достаточно было репшнуром привязать ботинок к лыже, и Валера спокойно мог бы добрести вместе с тем же Володей оставшиеся три-четыре километра по лыжне. А остальным зачем же морозиться и стоять на одном месте? Но нет, врождённое чувство коллективизма не даёт свободу здравому смыслу. Вот и стоим, мёрзнем, торопим Володю. Помощи-то от нас остальных никакой. Пришли к часам одиннадцати ночи. У меня и у Игоря носки не можем снять с ног. Обе ноги по щиколотку абсолютно белые и составляют единое целое с носками.
Сказывается наша с Игорем холодная ночёвка. Снимаем потихонечку носки и начинаем оттирать спиртом ноги. Игорь смеётся и требует не переводить ценный продукт, лучше буду, мол, отогревать спиртом ноги изнутри. Ему наливают сто грамм спирта, я принципиально отказываюсь. Но вот ноги начинает ломить, но мы-то знаем, что так и должно быть, когда заморозка начинает отходить. Терпим. Игорь повторяет своё любимое словечко «мацинально». Часа через полтора укладываемся спать. Вот уж, действительно, утро вечера мудренее. Утром смотрим ноги и у меня, и у Игоря, начиная от щиколотки, сплошной белый волдырь. Боли нет, но вид отвратительный. Илья сообщает, что он тоже немного подморозился, но, судя по всему, это мелочи. У Ильи при взгляде на наши ноги начинается лёгкая паника. Что делать дальше? Надо сворачивать маршрут и пытаться добираться до Верхней Гутары напрямую. Это около пятидесяти километров через невысокий водораздельный хребет. Ромаха поджимает губы и, молча, качает головой в знак того, что это совсем не просто. Я предлагаю, сегодня отказаться от каких-либо решений и отложить обсуждение ситуации до завтрашнего утра, а сегодня устроить незаслуженную днёвку. Куда денешься, приходится всем соглашаться.
Ноги не болят, но ходить даже в валенках, который взял предусмотрительный Илья, неудобно. Чувствуются волдыри. Понимаю, что дальнейшая судьба похода определяется только состоянием моих и Игоревых ног. К вечеру ко мне приходит сумасшедшая идея. Завтра я пойду на гору. Возьму Володю и Юру для подстраховки, и пойду. Наши безразмерные валенки одену перед горой в цирке. На валенки одену кошки, которые я предусмотрительно взял, и, если смогу, полезу вверх. Главное, дойти до цирка на лыжах. Но, ведь, как ни крути, идти рано или поздно всё равно придётся. Так лучше раньше, чем позже. Перед сном, у костра предлагаю свой план действий на завтра.
После коллективного обсуждения, возникает следующий план. Завтра ещё по темноте с необходимым снаряжение и запасом продуктов шесть человек выходят вверх. Трое доходят до подъёма в верхний цирк и там делают вспомогательный лагерь, а двое со мной поднимаются в цирк и пытаются подняться на вершину. Каков путь подъёма мы так и не знаем, но начнём, а там будет видно. Чтобы утром не задерживаться всё готовим с вечера, даже завтрак, остается только разогреть. Илья и Игорь остаются в лагере. Они утром и подготовят нам завтрак. В шесть часов еще темно, но мы уже полностью готовы к выходу. С трудом, но всё-таки надеваю ботинки, которые я всегда выбираю на два номера больше. Прощаемся с ребятами и в путь. Володя ещё вчера полностью отремонтировал Валерины лыжи, так что здесь всё в порядке.
Сначала ногам больно, но скоро боль глохнет, и мы достаточно быстро набираем высоту, двигаясь по нашей лыжне. Вот и наша ночёвка с Игорем, а через час, когда становится совсем светло, мы у самых последних деревьев перед взлётом, ведущим в цирк. Договариваемся с ребятами о предварительном времени нашего возвращения и о координации. Здесь остаются Валера Хвостенко, Мила Широкогорова и Элла Прохорова, которой присвоено второе имя «Элла - лапничек». Это потому, что Элла в нашем первом зимнем походе таскала лапничек для ночлега в палатку, который рубил Ромаха.
Вместе с Юрой и Володей я начинаю подъём в цирк, предварительно, надев валенки, и кошки на них. Через час мы перед взлётом на скальный гребень, который упирается в двухсотметровую башню пика Грандиозного. Снизу не видно как двигаться около башни, но хорошо проглядывают отвесные стены, начинающиеся от вершины пика до самого дна цирка. Но делать нечего, времени на осмотр у нас нет. Будем рисковать. Других вариантов подъёма с наших позиций не видно. На гребень залезаем без труда и начинаем по гребню двигаться к башне. Когда до неё остаётся метров десять гребень становится острым как нож. Прошу ребят остановиться, а сам сажусь на гребень верхом и двигаюсь с помощью рук, свесив ноги с отвесных скал по обе стороны гребня. В сторону цирка высота стен около пятидесяти метров. В противоположную сторону - «до огненной магмы», как любит говорить Ромаха. Ребята с нескрываемым ужасом следят за моими движениями. Мне не до страха. Я весь в работе. Гребень упирается в вертикальную стену, но перед стенкой - широкая горизонтальная полка. Выхожу на полку, и по полке начинаю двигаться вправо в сторону цирка, траверсируя башню. Полка быстро начинает сужаться, а на высоте метра с небольшим над полкой нарастает скальный козырёк. Под ногами пропасть. Полка за поворотом сужается до ладони и начинает снова быстро расширяться. Никакой страховки организовать не могу. Но боязни никакой нет. Вытягиваю ногу вперед, кошка впивается в наст и держит хорошо. Осторожно переношу тело на вытянутую ногу, и я снова на полке. Ключевое место позади. Дальше вверх иду полками, на которых лежит наст. Кошки держат хорошо, полки широкие, идти абсолютно безопасно. Минут через двадцать я на вершине пика. Нахожу тур. В туре записки нет, но лежит маленький мраморный зайчик сантиметров десять в длину. На плоском торце зайчика нацарапано слово «Одесса». Вспоминаются слова из моей любимой песни «Чукотка» - «далеко, далеко ты, чудный город Одесса, где под ласковым солнцем нежно плещет прибой».
У меня нет с собой ни карандаша, ни бумаги. В кармане пуховки только несколько конфет, память о нашем восхождении будущим восходителям. Кладу конфеты в тур и снова закрываю его. Зайчика я беру с собой. Внизу неоглядные таёжные дали, бесконечное море вершин и высоченных хребтов, утопающих в темно-зеленном мареве. Надо мной синее, синее небо. И яркое солнце над горизонтом. Надо торопиться. Спуститься к ребятам во вспомогательный лагерь надо по светлому. Быстро качусь вниз, как на крыльях. О ногах даже не вспоминаю. На одном дыхании прохожу ключевое место. С этой стороны оно проходится проще. Скольжу на пятой точке по гребню. Вот и Юра с Володей. Юра пытается закурить, но не может, руки его ходят ходуном, губы белые. Он просит Володю зажечь спичку. Володя зажигает, но руки и у него трясутся, лицо белое, как бумага. Да, я уже много раз убеждался в том, что со стороны смотреть всегда страшнее. Спускаемся к вспомогательному лагерю. Через час мы около наших друзей. У них всё готово для нашего перекуса. Пьём какао со сгущенным молоком. В зубы - по куску сыра, на лыжи и вниз к Илье и к Игорю, которые, конечно, заждались нас и бьют от нетерпения копытами.
Настроение после восхождения в группе было эйфорическим. В этот же вечер было принято решение продолжить маршрут. Мои пузыри на ногах полопались при восхождении, и я смог теперь надеть ботинки, но идти в ботинках было больно, и мне приходилось идти, опираясь на лыжные палки. Володя Суворов, Суворик, как мы его с любовью называли, замучился починять мои поломанные лыжные палки. Игорь первые дни шел в валенках, но потом и у него пузыри стали лопаться и он перешел на ботинки. Глядя на Игоря, можно было подумать, что он и не замечал свои больные ноги, но я-то знал, что это совсем не так. Просто Орлуша настоящий мужик и дождаться от него жалобы невозможно.
Все дни стояли сорокоградусные морозы. На ночь мы разжигали в палатке печурку, а с вечера готовили дрова для нее на целую ночь. Обычно, Ромаха находил сушину, которую мы с Володей Сувориком валили и распиливали на короткие бревнушки. Игорь колол их на поленца и вместе с девушками складывал их у печки. Так как наша палатка была без дна, то приходилось рубить много лапника и класть его под низ. Этим занимались девушки и Илья. Лапник рубил всегда Ромаха, он же собирал печь. Когда Ромаха начинал рубить лапник с деревьев, над лагерем стоял постоянный ор – «Элла, лапничек!». Поэтому Элла Прохорова получила постоянное ласковое прозвище – Элла Лапничек. Валера занимался продуктами на вечер, на утро и на день. Ночью около печки дежурили по очереди. Каждый знал свою очередь и следующего за ним дежурного. После того как дежурство кончалось, необходимо было осторожно, не будя остальных, разбудить очередника. Очередник должен был вылезти в темноте из спального мешка, заменить дежурного, а дежурный – залезть в спальный мешок на место вставшего так, чтобы не потревожить спящих.
В течение всего похода, при каждой операции выползания из спальника и вползания в него в полной темноте, по палатке тихо неслось «Ноги!». Это означало, что нельзя было наступать или опираться на наши с Игорем ноги. Меня всегда будил Игорь. Мне очень нравилось дежурить. Около печурки всегда тепло. Можно приготовить себе чай, высушить основательно все свои вещи рукавицы, бахилы, носки и другое мокрое барахло, намокшие за дневной переход. На развешенной с вечера веревке сохли вещи и всех остальных ребят. Но, если твои вещи висят где-то с края, то они за ночь могут и не просохнуть до хрустящей сухости.
В ночь с одиннадцатого на двенадцатое февраля мы подошли к истокам реки Мурхой, которая потом, ниже по течению принимает имя Она, а ещё ниже Бирюса. А тринадцатого февраля Наташа в городе Серпухове родила нашего сына, которого позже мы назовём Валентином, но я об этом ещё не догадываюсь. В эту ночь мы остановились перед раздельным гребнем, отделяющим нас от истоков речки Мурхой. Эта та самая речка, которая затем превращается в речку Она, а потом и в красавицу Бирюсу. Завтра перевалим в долину Мурхоя, а там и рукой подать до Верхней Гутары – поселка тафаларов. Я проснулся на свое дежурство от легкого прикосновения руки Игоря. В палатке стоял невероятно вкусный запах подгорелого подсолнечного масла или какого-то жира. Обычно Игорь молча сразу же нырял в спальник, и я приступал к дежурству. Но на этот раз он не собирался ложиться, а сидел на месте дежурного, так что мне пришлось присесть около самого выхода. Игорь что-то ворожил над печкой, и это что-то источало головокружительный запах. «Сейчас закончу» - сказал тихо Игорь – «и лягу спать». Что Игорь делал, в темноте не было видно. «Ты что делаешь?» спросил я Орлушу. «Завтра у Ромахи день рождения, я ему подарок готовлю. Жарю печенюшки» - тихо ответил Игорь. Не смотря на дружеские отношения с Ромахой, я никогда не знал дату дня его рождения. Откуда ее узнал Игорь? – Не знаю, и это само по себе было для меня как гром среди ясного неба. Второй для меня не менее сногсшибательной неожиданностью было желание Игоря сделать Юре подарок, да какой, да в каких условиях! Я только смог удивленно промычать «ну ты, Орлуша, даешь!» Передо мной сидел человек, которого я знал много лет, но, оказывается, плохо знал. Сейчас в этой темноте я увидел его с совершенно непривычной для меня стороны. Эта немая сцена было для меня одним из самых ярких событий того трудного путешествия. Прошло без малого почти 50 лет с этой сказочной ночи, а я не могу забыть этого случая. Это что же за человечище? Это тебе не даме ручку подать, когда она через лужу переступает.
Утром, после каши, Игорь торжественно поздравил Юру с днем рождения от имени всех присутствующих и подарил кулек с испеченными сладостями. Я же подарил Ромахе самое ценное, что было в моем распоряжении - мраморного белого зайчика с надписью на торце «Одесса», которого я нашел в туре на вершине пика Грандиозного. Сказать, что Юра был растроган до слез – ничего не сказать, такое запоминается на всю жизнь, до конца дней.
В этом походе был еще один забавный, но поучительный случай. Нам надо пересечь реку Мурхой, которая в этом месте достигала ширины метров 30-35. Река покрыта снегом и лыжи проваливаются сантиметров на 30. Под снегом вода, которая течет по поверхности льда. Воды не много сантиметров 25 - 30 , но кому же охота в такой мороз мочить ноги, да и лыжи. На обледенелых лыжах далеко не уйдешь. Нам с Игорем намокание вообще не в масть. Стоим на берегу, и каждый выбирает максимально безболезненный вариант перехода через речку. Но кто бы, как бы, не начинал свой путь, кончал мокрыми лыжами и мокрыми ногами. Кто доходил до середины, а кто проваливался в воду и раньше. Мне удалось добежать почти до другого берега, но там я провалился. Если бы я бежал еще быстрее, я мог бы, пожалуй, и проскочить до берега. Придется ножом соскабливать лед с лыж, процедура и неприятная, и утомительная. Игорь подошел к речке последним, чуть в стороне от наших следов. Он не стал раздумывать над вариантом наиболее выгодного пути, над наиболее оптимальным методом прохождения. Он просто подошел к речке и пошел, ни о чем не думая, и прошел, не замочив лыжи. Элла Прохорова, скобля лыжи и видя как легко, будто на крыльях, Игорь преодолевает речку, с горечью заметила: «вот так и в жизни у него будет. Другие мучаются, выбирают и все прахом, а у таких все на автомате получается». Это, правда, Игорь никогда не выбирал, что лучше и выгоднее, он всегда принимал решение сразу, исходя из того, нравится ему, или не нравится. Скорее всего, он не всегда выбирал лучший путь, но, если выбирал, то шел и не сворачивал с пути до победного конца. Он верил в свой здравый смысл и свой опыт и редко слушал чьи-либо советы. Игорь почти никогда не возражал, а, если делал это, то в крайне деликатной форме, но при этом изменить его точку зрения практически не удавалось.
Маршрут мы прошли весь. По приходу в поселок Верхняя Гутара мы пригласили врача. Она долго колдовала над нашими ногами, мазала их чем-то, бинтовала. На прощание она сказала фразу, которая оправдала все наши мучения с Игорем: «если бы вы не шли на лыжах, вы бы лишились, либо ног, либо пальцев, по крайней мере. Так что, ребята, вам крупно повезло, что вы оказались в безвыходном положении, и вам пришлось постоянно массировать свои ноги ходьбой на лыжах».
Однако, следы этого несчастья и я, и Игорь пронесли через всю свою жизнь. И я скажу вам, друзья мои, опираясь на собственный опыт, что пройти почти триста километров по горной тайге на лыжах в сорокаградусный мороз было совсем не просто. Но мы прошли. Это факт. Наш маршрут закончился в глухой таёжной деревне Верхняя Гутара, в которую иногда летают самолёты, и в которой живёт две сотни тофаларов. Есть такая маленькая вымирающая народность, численностью в пятьсот человек.
Также автор пожелал опубликовать контакты Владимира Пивоварова, но я не знаю стоит ли их оставлять в открытом доступе? Если понадобятся - обращайтесь.
Пик Грандиозный.
Жаль сама не написала.
ватное, конечно, тёплое, но тяжёлое... 