Поздравляю патриотов России с днём Защитника Отечества

[турыст]

Дух

– Посидим на дорожку.
– Присядем.
– Мать, жратвы нормально положила?
– Саша, что такой кислый?
– Валер, сам-то помнишь себя на проводах?
– Говорю, давай сделаем тебе белый билет, знакомые помогут. Нет, упёрся ведь. Что я, больной что ли, говорит. В армию хочу.
– Мужик без армии не мужик, а так … самец.
– Пора.
– Выходим.
– Дай рюкзак понесу. Тебе нельзя.

Ноябрьский, ясный день встретил лёгким морозцем, весёлым поскрипывание молодого снежка под ногами и слепящими лучами солнца.
Сегодня в моём доме событие.
Сегодня родственники – мать, отец, тётки, дядья, бабки, братки и сёстры провожают меня в армию.
За этот день наслушался всякого и много. Не к вечеру будет сказано, для себя сделал однозначный вывод – Жопа! Причём полная и надолго.

Мать. Мне тяжело смотреть в её потухшие глаза. Жалко её, как-то сразу постаревшую и несчастную.
Тяжело слышать её нескончаемое:
– Сынок то… Сынок это… Сынок ты…

Отец. От выпитого алкоголя и осознания важности момента позволил себе немного нежности в голосе и во взгляде.
«Железный» мужик приобнимает за плечи, обещает к моему дембелю подарить «копейку» и успокаивает мать:
– Что ты как на похоронах? Не на войну же провожаем сына. Я три года служил и не помер. А два пролетят, соскучиться не успеешь.

Дядя Толя. Ненадолго откинувшийся после очередной ходки на зону и ненароком угодивший на проводы племянника в армию:
– Санёк, никогда не ссы. Всегда бей первым и не давай подняться, добивай до талого. Для своих ничего не жалей, чужих дави сразу. Понял?
– Куда уж понятней то?!

Дядя Валера, тётя Таня, Максим, Пашка, Лёха, Лена, тётя Оля, дядя Женя, баба Аня, баба Лена, дядя Вова, Наташа …

Сегодня площадь перед военкоматом напоминает место формирования первомайской колонны. Народ стоит кучками, группами, толпами. Слышен весёлый смех, песни, тихое позвякивание стекла об стекло, выкрикивание патриотических лозунгов и речёвок.

– Санька! Мы здесь!
– Давайте сюда, мы скамейку застолбили!
На душе немного оттаяло. Весь молодняк альпинистского клуба «Ветер Странствий», между нами просто «Сквозняк», здесь. Мои друзья и подруги.
– Спасибо что пришли проводить.

Шум, гам, шлепки по плечам и спине, тычки в шею, напутственные речи, стаканы с Солнцедаром и Рислингом, временами пропадающая связь с окружающей действительностью, скромные поцелуйчики девчонок в обе щёки, возвращающие меня обратно …

Неужели это я? Это меня что ли провожают в армию? Чудно право …
– Товарищи призывники! Прощайтесь с провожающими. Через 10 минут построение перед посадкой в автобус.
Чьи-то руки пихают за пазуху две бутылки водки, в карман пачки сигарет. Чьи-то руки отрывают меня от земли, поднимают над толпой и ногами вперёд несут к высокому крыльцу военкомата.

Мать бежит следом и кричит сквозь слёзы
– Отпустите! Отпустите, пожалуйста! Пожалуйста!
Возле самых дверей чувствую касание земли ногами. Хватаю мать в охапку, прижимаю к груди и шепчу её на ухо
– Всё будет хорошо, мам. Я поехал. Жди.


Армейская, тентовая «шишига» (Газ-66), дребезжа и лязгая на неровностях грунтовки, дико визжа на поворотах, объезжая подёрнутые тонким ледком лужи, резала ночь узкими лучами маскированных фар.
Плотно зашнурованный полог тента, не пропускающий в кузов скудные отсветы далёких огней Подмосковья, звонко хлопал по откидному борту стальными кольцами – серьгами.

Нас было двадцать восемь. Двадцать восемь парней, страдающих жестокой алкогольной интоксикацией после трёхдневной попойки в поезде Новокузнецк – Москва, после восьми часовой похмелки-ожидания на Павелецком вокзале и часового переезда на электричке до станции Домодедово.
Странное зрелище представляла собой наша компания. Всё что можно было сдать на пропой из одежды и вещей пропито. Кое у кого, на лицах зацветали свежие синяки и рассечения.
Видели картину «Французы под Москвой»? Так это про нас.
Все молчат. Мы приближаемся к конечной точке вынужденного путешествия, к тому неизвестному и неизбежному, которое чёрной тучей тревоги нависло над каждым из нас.

Заскрипели тормоза, «шишига» остановилась.
– Мирон, что привёз?
– Не что, а кого.
– Ну и …
– Духов.
– Дуухоов?! Много?
– Не шибко. Это первая партия.
– Проезжай сразу к штабу. Там политрук ждёт вас.

Едем ещё минут десять. Стоп.
– К машине!
– Строиться в одну шеренгу!
– Выровнялись!
– Товарищ майор, команда призывников доставлена. Вот список.
– Откуда?
– Западная Сибирь.
– Сибиряки? Хмм… Однако. Проведите поверку.
– Сергеев!
– Я
– Конюхов!
– Я
– Каргин!
– Я
– Лазарев!
– Я
– Бартеньев!
– Я

Двадцать восемь фамилий. Двадцать восемь «Я». Мы все здесь. Никто не сбежал, никого не потеряли.
– Товарищ майор, поверка проведена. Команда в полном составе.

– Бойцы! Будущие бойцы! Вы первые, за всю историю существования нашей части, прибывшие для прохождения службы из-за Уральского хребта. Вас двадцать восемь человек. Когда-то двадцать восемь героев – панфиловцев остановили врага на подступах к Москве ценой своих жизней. Надеюсь так и вы, не уроните авторитета и не посрамите чести солдата – сибиряка. Сейчас товарищ лейтенант проводит вас в казарму учебного батальона и определит на ночлег. Ваша солдатская жизнь начнётся с утренним подъёмом.
Командуйте, товарищ лейтенант.
– На лее-во! Шаг-гом марш!

Гигантский «противень» заасфальтированного плаца, подсвеченный по периметру галогеновыми фонарями, сверкал своей чистотой и строевой разметкой.
Шесть пятиэтажных казарм, по три с каждой длинной стороны плаца, терялись в ночной перспективе.
Дивизия!
Из тёмных окон, навстречу нам неслись выкрики:
– Духи!
– Духи!
– Духов привезли!
– Духи вешайтесь!
– Вешайтесь!

Лейтенант, косясь на наш разбродный строй и ухмыляясь, успокаивает:
– Не обращайте внимания. Никто вас не тронет. Это традиция такая. Шире шаг!

Гулко хлопнула казарменная дверь, отрезая звуки новой, пока ещё дикой для нас жизни.
Построились в освещённом, тупиковом коридоре с несколькими дверями – КАНЦЕЛЯРИЯ, КАПТЁРКА, СУШИЛКА, ЛЕН. КОМНАТА.
Вправо уходила лента жёлтого линолеума, метра четыре в ширину и терялась в темноте.
Вдоль центрального прохода светились хромированными душками два плотных ряда спинок двухъярусных, армейских кроватей.

– Барабаш!
Тишина.
– Старший сержант Барабаш, на выход!
В дальнем углу тёмной казармы жалобно скрипнули пружины.
– Шо?
– Старшина, не шо, а иди принимай пополнение.

Неясное бормотание, шаркающий звук шагов. Из темноты прорисовывается силуэт.
Коричневые сланцы, кривые и волосатые ноги, синие труселя, голубая майка, широкие и накачанные плечи, круглое лицо с мясистыми губами и носом-картошкой, глаза навыкате, взлохмаченная грива волос и молодецкий чуб.
Так вот он какой! Солдат Советской Армии!

– Тюю, хлопци! Ви откель, мальцы?
– Барабаш, сейчас все составят опись личных вещей. Ты проверишь и подпишешь каждый список, запрёшь рюкзаки в каптёрке. Потом выдашь постельное и полотенца, разместишь по кроватям. До утра головой отвечаешь за каждого, точнее своей нулевой дембельской партией. Понял?
– Так точно трищлетнант!
– Если что, я у дежурного по части буду. Никого сюда не пускай.
– Есть, трищлетнант!

Где то через час, хмурый и молчаливый, дедушка СА, закончив все дела ушаркал в свой угол, а мы в первый раз легли на солдатские простыни под солдатские одеяла.
Соседом по кроватной паре оказался деревенский парняга из села Боровково – Женька Лазарев.
Мы с ним ещё в поезде нашли общий язык и заручились обоюдной поддержкой при содействии нескончаемого потока водяры.

Женька шепчет:
– Сань, а что, сегодня бить не будут?
– Так нет же никого тут, кроме нас. И вообще, до присяги недолжны гонять. Мне старший брат рассказывал.
– А после присяги что будет?
– Жопа.
– Надо пацанов пошустрее подобрать и держаться вместе. Так?
– Поживём увидим.
– Эх! Что там моя Лидка сейчас делает? Друганам своим наказал, чтоб сторожили её. Сань, а тебя ждёт кто?
– Нет.
– Оба! А что так? Ты не из этих случаем?
– Нет, не из этих. Была подружка. Как повестку получил, так и порвал с ней. Весь месяц бегала, себя мучила и мне нервы портила. Ну не верю я в сказки о девушках, ждущих солдата два года и ни с кем за это время не … Тем более не было у меня к ней особой любви, кровать да дискотека.
– Может оно и так. А мою все равно сторожить будут.
– А если …
– Что если?
– Да так, ничего.
– Нет, ты говори. Я же знаю, о чём ты подумал. Кто сторожит тот и гуляет. Так?
– Ну.
– Загну! Вернусь, узнаю и урою всех!
– Первый парень на деревне что ли?
– Типа того.

Моральное напряжение этого дня, гулкая тишина казармы, монотонный Женькин шепот о прохладных девичьих губах и жарких ночах на колхозном сеновале делали своё дело, то погружая сознание в дремоту, то вытаскивая её обратно в безжалостную реальность.
Тогда накатывала волна липкой тоски и осознания непоправимости свершившегося.
Так прошла наша первая солдатская ночь.

– РООТ-ТАА! ПОДЪЕМ!
СТРОИТСЯ НА ВЗЛЁТКЕ!